Игорь Тихорский - Лунный свет[ Наваждение Вельзевула. "Платье в горошек и лунный свет". Мертвые хоронят своих мертвецов. Почти конец света]

— Нисколько, это просто жареный арахис.

Холод — наиболее мерзкое из всех зол. Только это мало кто понимает. У каждого человека все время появляются какие-то другие проблемы, и холод оттесняют на второй план.

У меня не так. Меня мало восхищает серебристо-голубой блеск льда на улицах. Я равнодушен к хрустальным, девственно чистым сугробам снега, вздымающимся к небу, подобно мемориалу Джорджа Вашингтона. Я не мечтаю о солнечном морозном дне, о скованной ледяными глыбами реке, о мягком прохладном ветерке, стальными иголками колющем лицо и уносящемся дальше в попытке достать и других прохожих.

Я считаю, что асфальт зимой должен быть посыпан песком, чтобы не расшибались люди, а снег лишь мешает проезду транспорта. Я не романтик, а философ. Я мечтаю лишь о теплой квартире и мягком диване. Я ленив… Любой вид жизнедеятельности вызывает у меня чувство физического раздражения, по крайней мере до тех пор, пока я не втянулся в работу. Выражаясь литературным языком, мой духовный мир безмерно скуден. Непринцев, к примеру, наоборот, не может бездействовать, хотя его деятельность принимает любые формы, от запоя до разгадывания кроссвордов.

Про Тенякова вообще лучше не говорить.

Ну, не будем о грустном. Кстати, надеюсь, вы заметили, разговаривать с людьми я тоже не умею. Надо будет изучить английский и в случае чего переходить на чужой текст. Слышал, помогает от стеснительности. Вот только лень. Уж, пожалуй, перебьюсь.

— Где ж товарищ Сонбаев, Хелен?

— Дела, ты же знаешь.

— А что за крики из соседнего кабинета?

— Радио. Ленк с задержанным нюансы выясняет.

— Не могли звукоизоляцию сделать.

— А кто услышит? Никита, не плачь, не надо плакать.

— Извини, задумался.

— Толстеешь. Причем заметно. Брось. И так хорош. Красивее тебя нет во всем РУВД… Дурачок, я же на полном серьезе. Как ребенок, честное слово.

— Приятно слышать. Толстею… А то я сам не вижу. Сидячий образ жизни. Вернее, лежачий. Хочешь разделить? «Ойл оф юлей» подарю. Не об этом ли мечтает каждая женщина?

— Пошляк. Учти, наберешь еще хотя бы грамм, больше не взгляну в твою сторону. И начинай худеть. Двадцать кило — как не фиг делать… Ой, извини, ради Бога.

— Да ладно. Я и сам все знаю. Не суждено мне быть высоким и стройным. Высоким еще может быть…

Прикатил Мехмед Сонбаев. Шумно отдышался, погрозил окну кулаком и плюхнулся на стул. Достал блокнот и начал перелистывать.

— Чего так долго? — поинтересовалась Елена.

— A-а. Житие мое… — Сонбаев владел русским в совершенстве.

— Какое житие твое, пес смердящий?

— Чем только не занимаемся, честное слово. А еще угрозыск. Вот сейчас парня в «03» отвозили. Сами они хрен приедут. А еще расчлененка. Правда, здесь легко — бомжи балуются.

— Парня-то за что?

— В астрал погружался.

— Куда-куда? — поразился я.

— В астрал. — Сонбаев захлопнул блокнот. — Медитацией, понимаешь, увлекался. Сам в астрал погружается, душа улетает, а кругом друзья сидят, следят, чтоб душа слишком далеко не усвистала. Он ведь, придурок, на заводе погружался. А сегодня друзья-приятели по делам ушли — нехай себе один погружается. Вот он и погрузился. Встал и пошел к директору. Секретаршу отпихнул, влез в святая святых — к господину директору, запер дверь и начал беседу. Что он там объяснял — не ясно, но пунцово-зеленый директор позвонил сюда. По знакомству. А инженеру прямая дорога — в желтый дом. Ибо главное в человеке — это душа. Только ее уж не поймаешь — улетела.

Телефон прервал ход мыслей Сонбаева.

— Да? РУВД, Сонбаев… Кто? Ох ты… Наверняка? Адрес… Понял. Сейчас своих найду. Что ж теперь будет… Соображай. Пока.

— Что там?

— У кого какие планы на вечер, господа?

— Домой пойду. Больше никаких планов.

— «Криминальное чтиво» хотел посмотреть. В «Знании» идет.

— Может, и посмотришь еще. Но я предпочел бы, чтобы ты был поближе. По старой памяти. Ты ведь был хорошим опером, пока в РУВД потел.

— Был. Напоминать-то зачем? Шутник.

— Мокруха. Хелен, готовьсь.

— Усегда готова. Кого мочканули, чья территория?

— Едем, по дороге узнаешь.

Мы сели в микроавтобус группы немедленного реагирования. Сама группа укатила на другой машине, невесть где добытой и кому принадлежащей. За рулем устроился личный водитель зам. начальника районного УГРО. На задних сиденьях — ребята из экспертного отдела. Дежурный медик в РУВД отсутствовал, эта служба контролировалась городом, благодаря чему медиков в достаточном количестве не было уже лет десять.

— Доигрались, господа. Скажите откровенно, готовы ли вы к серьезным неприятностям? Возможно, со смертельным исходом. Ч-черт.

— Да не тяни. Что случилось-то? Куда мы едем?

— Адрес все слышали? Замочили одного паренька. Диму Чернова. Хороший мальчик. Только один из шефов ничего не может понять. Он у Димы частенько водочкой расслаблялся и в сауне отдыхал. По дружбе. Блин…

Дима Чернов, в отличие от подавляющего большинства современных бандитов, личностью был симпатичной. Это, однако, вовсе не означало, что тюрьма по нему не плакала и не ждала его с распростертыми объятиями. Творческий путь Чернов начал примерно в том же ключе, что и Саша Парамонов. Сколотил команду и начал бомбить ларьки. Но различия были весьма существенные. Чернов, обладая высоким интеллектом и званием мастера спорта по академической гребле, все же добился больших успехов, чем его собрат, к тому же за более короткий срок. Прежде всего Дима никогда, до последнего времени, не убивал никого без особой нужды. Добившись наличия в своей группе сорока стволов всего лишь за год и моментально оттяпав у конкурентов недостроенный рынок, Дима на этом остановился и сам назначил своего официального преемника. Подходящим кандидатом на этот пост оказался бизнесмен Миша Кротков. Сам Дима официально от дел отошел и только исподволь наблюдал за происходящим. Такой политикой он добился сразу двух вещей: уважения соседей и независимости. Робкие попытки отдельных группировок выжить Чернова пресекались всенародно избранными контролерами, следившими за порядком в спорных районах. Дима зажил, как и подобает настоящему деловому человеку. Никаких АОЗТ он не открывал, решив, что и так сойдет, все равно весь район знает, кто он такой. Зато регулярно ездил в Ниццу или Монте-Карло. Видимо, рэкет не такое уж неприбыльное дело, как желают это представить журналисты.

Если верить Анищенко, то далее вышло примерно следующее: горцы, не признающие, кстати, контролеров, плюнули на общественное мнение и, прекрасно осознав, что Кротков — подставное лицо, предложили лично Диме выкуп за столь лакомый кусочек. Чернов оказался в безвыходном положении. Выражаясь современной терминологией, ему светили «вилы». Воевать с кавказцами он не мог, просто не тянул по числу стволов. Отдать свою землю — значит потерять авторитет. На заступничество братков рассчитывать было глупо. Дима рискнул и ответил южанам крайне грубо, в надежде, что те отстанут. Больше ему ничего не оставалось.

Похоже, черные не отстали — скорее наоборот… Цель оправдывает средства.

В подъезде дома номер тридцать четыре по улице Подвойского уже собралась целая толпа сотрудников милиции. Сонбаев кивнул постовому, и нас пропустили.

Чернов лежал возле входа, на узкой лестничной площадке, левая рука его свешивалась со ступенек. Крови почти не было, лишь несколько капель на почтовых ящиках да маленькая лужица под плечом. Стреляли два раза: первый выстрел в шею, второй — в затылок. Гильзы, похоже, забрали с собой. Прекрасное черное пальто уже успело покрыться слоем пыли. Волосы на затылке слиплись и даже казались светлее, чем на самом деле. Рядом с трупом, выдыхая пар изо рта и ежась от холодного воздуха, суетился дежурный врач, запихивая в саквояж длинный градусник. Сонбаев шагнул к нему:

— Здорово, что скажешь?

— Минут двадцать с тех пор, как я сюда приехал, значит, всего минут сорок. А может, час. Может, и больше. Мороз жуткий. Да и какая вам разница?

— Тоже верно, — согласился Мехмед и повернулся к участковому. — Кто обнаружил тело?

— Вон, тетя Света, — подал голос участковый, кивая на стоящую рядом женщину.

— Тетя Света? А как имя-отчество?

— Да просто тетя Света. Значит, иду я сегодня к Егоровне в гости. Она мне сольцы обещала. Да еще «Мануэла» должна была начаться. У меня-то телевизор давно испорчен. Вон, мастер приходил, шестьдесят тысяч за ремонт содрал, а через неделю — опять не работает. И ладно. Мне много не надо. «Мануэла», «Тропиканка» да вон «Санта-Барбара», Иду к Егоровне — сама-то я в другой парадной живу — и вдруг вижу: этот лежит. Я сначала подумала — пьяный. Потом глядь — одежка вроде приличная. Не рвань, что на местных-то алкашах. Пригляделась — батюшки! Мертвый. Ну, я сразу к Егоровне. А «Мануэла» уже идет. А когда «Мануэлу» гоняют, Егоровна ничего вокруг не слышит. Я и в звонок звонить, и в дверь стучать! Открыла наконец. Я Льву Сергеевичу-то позвонила — участковому нашенскому. Телефон знаю, чай. А сама на лестницу — сторожить. Тут, значит, Лев Сергеевич и подошел. А…